[24 сентября (6 октября) 1893, Петербург — 26 декабря 1976,Траунштейн, Германия] — русский поэт, журналист.
Не забытое, не прощенное
Когда весной – чужой весной! –
Опять цветет сирень,
Тогда встает передо мной
Мой царскосельский день.
Он тронут ранней сединой,
Ему за пятьдесят,
Но молодой голубизной
Его глаза горят.
Он пахнет морем и руном
Гомеровской строки,
И гимназическим сукном,
И мелом у доски;
Филипповским (вкуснее нет!)
Горячим пирожком,
Девическим, в пятнадцать лет
Подаренным, платком…
Стучит капель, оторопев
На мартовском ветру,
Звенит серебряный припев
Кавалерийских труб,
И голуби, набив зобы,
Воркуют на снегу.
…Я всех забыл, я всё забыл,
А это – не могу!
*
За годы зла, за годы бед,
Со мной друживших там,
Привык терять я даже след
К покинутым крестам.
Я схоронил отца и мать,
Я схоронил друзей,
Но мне их легче вспоминать,
Чем запах детских дней.
Всё, чем согрела жизнь меня,
Я растерял – и пусть!
Вот даже Блока больше я
Не помню наизусть.
И стало тесно от могил
На дальнем берегу.
…Я всех, я всё похоронил.
А это – не могу!
*
Когда я думаю, что вот
Там всё теперь не так,
И тот, кто песни там поет,
Не близок мне никак;
Со мною августовским днем
Не вспомнит злую весть,
Не скажет: «Вот сейчас, вдвоем,
«Костер» бы перечесть!»
Когда я вспомню, что поэт,
Что всех дороже мне,
Убит, забыт – пропал и след! –
В своей родной стране;
Что тот, кто нам стихи сложил
О чувстве о шестом, –
И холмика не заслужил
С некрашеным крестом;
Что даже в эти, в наши дни
На невском берегу
Его и мертвого они
Как волка стерегут –
Тогда я из последних сил
Кричу его врагу:
Я всем простил, я все простил,
Но это – не могу!
1955
Царскосельская гимназия
Есть зданья неказистые на вид,
Украшенные теми, кто в них жили.
Так было с этим.
Вот оно стоит
На перекрестке скудости и пыли.
Какой-то тесный и неловкий вход
Да лестница, взбегающая круто,
И коридоров скучный разворот... -
Казенщина без всякого уюта.
Но если приотворишь двери в класс -
Ты юношу увидишь на уроке,
Что на полях Краевича, таясь,
О конквистадорах рифмует строки.
А если ты заглянешь в кабинет,
Где бродит смерть внимательным дозором, -
Услышишь, как седеющий поэт
С античным разговаривает хором.
Обоих нет уже давно. Лежит
Один в гробу, другой без гроба, - в яме,
И вместе с ними, смятые, в грязи,
Страницы с их казненными стихами.
А здание? Стоит еще оно.
Иль может быть уже с землей сравнялось?
Чтоб от всего, чем в юности, давно,
Так сердце было до краев полно,
И этой капли даже не осталось.
http://annensky.lib.ru/memory/klen.htm