* * *
И звездный Шостакович, и Малер у ручья,
и я, не дописав, — все ждем звонка. Неделю.
Другую. Но давно расколота свинья.
И нервы на пределе.
Зачем учились мы располагаться так,
чтоб контуром свечи не овевало фаса?
Какого дурака сваляет нам дурак
из омерзительного фарса?
Я — сиротливый бог из серых одеял.
Меня кормил овсом космический орленок.
Я слово позабыл, которое искал
под Кунцевским районом.
Смешливостью берез, фарфоровостью стен
клянусь: всё объясню я четырех-языкой
пещерной флейтой. И товарищ Ким Ир-Сен
моей музыкою доволен
останется весьма, поскольку Время — трал,
поскольку Время — дождь над оловянной Сетунью.
Об Ионеско я с березами беседую.
На солнце ж я плюю: оно — не театрал.
Я выйду из часов в убийственный рассвет,
в ошибочный объем, в двусмысленную осень.
И, плавничком скребя, всё просят, просят оси
огромного грудного молока.
сентябрь 1994 г.
mihail_laptev - Запись № 884