Денис Геннадиевич Новиков [14 апреля 1967 — 31 декабря 2004] — русский поэт. (37)
* * *
Я прошёл, как проходит в метро
человек без лица, но с поклажей,
по стране Левитана пейзажей
и советского информбюро.
Я прошёл, как в музее каком,
ничего не подвинул, не тронул,
я отдал своё семя, как донор,
и с потомством своим незнаком.
Я прошёл все слова словаря,
все предлоги и местоименья,
что достались мне вместо именья,
воя черни и ласки царя.
Как слепого ведёт поводырь,
провела меня рифма-богиня:
- Что ты милый, какая пустыня?
Ты бы видел – обычный пустырь.
Ухватившись за юбку её,
доверяя единому слуху,
я провёл за собой потаскуху-
рифму, ложь во спасенье моё.
Отьезд
Подогретый асфальт печёт.
И подстриженный куст стоит.
И ухоженный старичок
отрицает, что он старик.
И волынка мычит на том
(так что не обогнуть) углу;
объясняя зашитым ртом,
что зашили в него иглу.
Пролетает судьба верхом,
вся с иголочки до колёс,
в майке с надписью Go Home
на растерянный твой вопрос.
Раздражённым звенит звонком
на рассеянный твой протест...
Время пепельницы тайком
выносить из питейных мест.
1990
* * *
«И будет он как дерево, посаженное при потоках вод, которое приносит...»
Псалтирь
Сей достоверный признак жизни дрожь,
в котором видел слабость и докуку,
прохватит напоследок — и хорош...
Учитель мой, спасибо за науку.
Я был готов. И руку под углом
я подымал под гулкий ропот класса.
И опускал на огненный псалом
«и будет он как дерево...» и клялся.
От первых до последних клятв моих
в сем «лучшем из» слетело столько с петель,
что первое, что вспомнишь, — ряд дверных
проемов и прогалов. Ты свидетель.
Душа, пьяна, пойдет наискосок.
Покружит над больницею и топкой.
Она черкнет последний адресок
в сороковины водочною пробкой.
Он был готов. И он теперь она.
Душа. И это за игру словами
расплата, это тайна, это на-
тюрморт с непринесенными плодами.
1990
* * *
Начинается проза, но жизнь побеждает её,
и поэзия снова, без шапки, без пуговиц двух,
прямо через ограду, чугунное через литьё,
нет, не перелезает, но перелетает, как дух.
Улыбается чуть снисходительно мне Аполлон,
это он, это жизнь и поэзия, рваный рукав,
мой кумир, как сказали бы раньше, и мой эталон,
как сказали бы позже, а ныне не скажут никак.