* * *
Не вступились звери за него,
люди за него не отомстили,
только для удобства своего
рельсы и вагоны сохранили.
Где бы только — в бурю или в май,
по Тояма или Могилёву —
ни звонил раздолбанный трамвай,
он всегда звонит по Гумилёву.
Вечеслав Казакевич
35-летний поэт был расстрелян на одной из станций Ириновской железной дороги как один из 61 участников белогвардейского заговора. Сохранился рассказ чекиста Боброва о подробностях расстрела: «Этот ваш Гумилев... нам, большевикам, это смешно, но, знаете, шикарно умер. Улыбался, докурил папиросу... Фанфоронство, конечно. Но даже на ребят из особого отдела произвел впечатление. Пустое молодечество, но все-таки крепкий тип.Мало кто так умирает...»
Поэт задолго до смерти предсказал свой конец:
И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще.
«Я и вы», 1918
«Дикая щель» — это застенки ЧК. С собой в тюрьму при аресте он взял гомеровскую «Илиаду» в переводе Гнедича и Евангелие. Есть свидетельство, что смерть Гумилёв встретил спокойно, попыхивая перед палачами папиросой. Ещё говорят, на стене камеры, в которой поэт провёл последние часы жизни, осталась надпись: «Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь. Н. Гумилёв». Возможно, это легенда.
