* * *
Внутренне готовимся к зиме,
словно к смерти. Белая рубаха.
И чисты глаза — ни тени страха,
ни намёка смутного в письме.
Глуше и теснее между нас
и́дет запечатанная почта,
и зима грядущая — не то, что
снегом расступается у глаз.
Внешнее — дыханья синий пар.
Но приме́т важнее ощутимых
беспредметность белизны в прожитых зимах,
мёрзлых линий правильный кошмар.
Путник чёрен. Путь больнично-бел.
Рядом со своей синюшной тенью
человек не движется. Мгновенью
не перешагнуть положенный предел.
Счастлив ли он, столбик ледяной?
Счастье, что зима почти не зрима!
Ни печати, ни трубы, ни серафима
над невообразимой белизной.
О, мои друзья! прозрачный лёд
писем, запечатанных навечно, —
кто вас по зиме чистосердечно
тёплыми губами перечтёт?
Исподволь готовимся. А там —
ясные глаза и смотришь прямо.
Вот позёмка. Вот лопата. Яма.
Рваная земля прильнула к сапогам.
Эта — из-под снега — чернота,
эта обнимающая ноги...
Словно распадается на слоги,
словно ком земли, заполнивший уста!
Виктор Кривулин
декабрь 1972 — январь 1973