* * *
Есть Бог, есть мир. Они живут вовек,
А жизнь людей мгновенна и убога.
Н. Гумилев
С вечерней смены, сверстник мой,
В метель, дорогою всегдашней
Ты возвращаешься домой
И слышишь бой часов на башне.
По скользоте тротуарных плит
Ты пробираешься вдоль зданья,
Где из дверей толпа валит
С очередного заседанья.
И, твой пересекая путь,
Спокойно проплывает мимо
Лицо скуластое и грудь
С значком Осоавиахима.
И вдруг сквозь ветер и сквозь снег
Ты слышишь шепот вдохновенный.
Прислушайся: «...живут вовек».
Еще: «А жизнь людей мгновенна...»
О строк запретных волшебство!
Ты вздрагиваешь. Что с тобою?
Ты ищешь взглядом. Никого!
Опять наедине с толпою.
Еще часы на башне бьют,
А их уж заглушает сердце.
Вот так друг друга узнают
В моей стране единоверцы.
Николай Моршен
Гумилев
Три недели мытарились,
Что ни ночь, то допрос…
И ни врач, ни нотариус,
Напоследок — матрос.
Он вошёл чёрным парусом,
Уведёт в никуда…
Вон болтается маузер
Поперёк живота.
Революции с гидрою
Толку нянчиться нет,
И работа нехитрая,
Если схвачен поэт.
…Не отвёл ты напраслину,
Будто знал наперёд:
Будет год — руки за спину,
Флотский тоже пойдёт,
И запишут в изменники
Вскорости кого хошь,
И с лихвой современники
Страх узнают и дрожь…
Вроде пулям не кланялись,
Но зато наобум
Распинались и каялись
На голгофах трибун.
И спивались, изверившись,
И не вывез авось,
И стрелялись, и вешались,
А тебе — не пришлось.
Царскосельскому Киплингу
Пофартило сберечь
Офицерскую выправку
И надменную речь.
…Ни болезни, ни старости,
Ни измены себе
Не изведал и в августе,
В двадцать первом, к стене
Встал, холодной испарины
Не стирая с чела.
От позора избавленный
Петроградской ЧК.
Владимир Корнилов, (1907—1938), ГУЛАГ