* * *
Нас раскидало по волнам,
По разным пристаням рассея…
И долго будет небо нам
Железным небом Одиссея.
И океан под нами смят,
И гибнуть нам, как древним грекам…
Как боги хаоса шумят
Над концентрационным веком!
Мы вновь у них перед судом,
Мы — к ним попавшие в немилость,
С тех пор, как в наш высокий дом
Их злая молния вломилась.
* * *
Подводила к высокому вязу,
Зазывала в глухие поля…
Твоему голубому отказу
Я не сразу поверил, земля.
Для того ли в туман приальпийский
Уводили меня колеи,
И твои золотые записки
На дороги летели мои,
Чтобы сгинуть в беззвездной Европе,
Где панели тоской налиты,
Где рассвет, как забойщики в копях,
Отбивает от ночи пласты,
Где, как сумерки, улицы стары,
И на каждых воротах броня,
И смертельные желтые фары
Отовсюду летят на меня,
Где сады багровеют от желчи
И спешат умереть облака,
Где тоскуют и любят по-волчьи
И бросаются вниз с чердака.
* * *
Это смертью звалось. До того
Я не знал ее всех замашек.
Сразу стало много всего, —
Сколько лишних подушек и чашек.
Где искать за последней стеной?
Что, когда не найду и миную?
Смерть писала — куда, в накладной.
Кто прочтет ее накладную?
Одинаково далеко
И до ада идти, и до рая.
Словно грязное молоко,
На могиле земля сырая.
Иван Елагин
