vazart в 25 октября 1917 года. Последний день календаряУ меня уже был пост с таким названием: 25 октября 1917 года. Последний день календаряСегодня дополняю его новым содержанием.
Давно-давно на подвиг славный
Богатыри не мчатся вскачь,
И горше плача Ярославны
Твой заглушённый тихий плач...
Не злым врагом, не в поле ратном
Твой щит старинный дерзко смят, --
В краю родном ножом булатным
Сыны любимые разят!
Как зверь, метнувшийся из чащи,
Бегут они, и дик их зов,
И отдают рукой дрожащей --
Дары отважных Ермаков...
Да что дары: твой крест нательный
Они заложат под галдёж!
И плачешь ты в тоске смертельной,
И клича мининского ждёшь...
-- Ужель не будет светлой яви,
Ужель последний час настал?..
-- Избави, Господи, избави!
Спаси, Угодник, как спасал!
Ноябрь 1917, Александр Ширяевец (1887 -1924), «России».
Довольно! Довольно! Довольно
Истошно кликушами выть!
Весь твой я, клокочущий Смольный,
С другими — постыдно мне быть.
Пусть ветер холодный и резкий
Ревет и не хочет стихать.
Меня научил Достоевский
Россию мою понимать.
Не я ли стихами молился,
Чтоб умер жестокий палач,
И вот этот круг завершился,
Россия, Россия, не плачь!
Не я ль призывал эти бури,
Не я ль ненавидел застой?
Дождемся и блеска лазури
Над скованной льдами Невой.
Чтоб счастье стране улыбнулось,
Она заслужила его.
И чтобы в одно обернулось
Твое и мое торжество.
Довольно! Довольно! Довольно!
Кликушам нет места в бою.
Весь твой я, клокочущий Смольный,
Всю жизнь я тебе отдаю!
Октябрь 1917, Петроград. Рюрик Ивнев (1891 - 1981), «Смольный».
Есть дни величавей столетий...
Играй, моя песня, гори!
Этот день осенний светит
Светом неумирающей зари.
Дни брели бродягами хилыми,
Пропадая в тумане и мгле,
Этот встал над седыми могилами
Женихом невесте-земле.
Никогда не забудут потомки.
Бурный Смольный с жужжаньем улья,
И сжигавшие страх и потемки
Пламя слов и костер патруля.
Каждый был на голову выше,
Каждый был окрылен и силен.
Верю: даже созвездия слышат
Этих дней полыхающий звон.
Были пьяны, хмельны без водки,
От зари до зари без сна;
Было новое даже в походке,
В каждом взоре - огонь и весна.
1922, «25 октября», Владимир Кириллов (1890 -1937)
Примечание. Перу этого репрессированного советской властью поэта принадлежит в стихотворение «Мы», написанное в ответ на заявление наркома. Луначарского в ноябре 1917-го о выходе в отставку в знак протеста против разрушения памятников русской культуры:
Мы несметные, грозные легионы Труда.
Мы победители пространства морей, океанов и суши,
Светом искусственных солнц мы зажгли города,
Пожаром восстаний горят наши гордые души.
Мы во власти мятежного, страстного хмеля;
Пусть кричат нам: "Вы палачи красоты",
Во имя нашего Завтра - сожжем Рафаэля,
Разрушим музеи, растопчем искусства цветы.
Мы сбросили тяжесть наследья гнетущего,
Обескровленной мудрости мы отвергли химеры;
Девушки в светлом царстве Грядущего
Будут прекрасней Милосской Венеры...
Слезы иссякли в очах наших, нежность убита,
Позабыли мы запах трав и весенних цветов.
Полюбили мы силу паров и мощь динамита,
Пенье сирен и движенье колес и валов...
О, поэты-эстеты, кляните Великого Хама,
Целуйте обломки былого под нашей пятой,
Омойте слезами руины разбитого храма.
Мы вольны, мы смелы, мы дышим иной красотой.
Мускулы рук наших жаждут гигантской работы,
Творческой мукой горит коллективная грудь,
Медом чудесным наполним мы доверху соты,
Нашей планете найдем мы иной, ослепительный путь.
Любим мы жизнь, ее буйный восторг опьяняющий,
Грозной борьбою, страданьем наш дух закален.
Всё - мы, во всем - мы, мы пламень и свет побеждающий,
Сами себе Божество, и Судья, и Закон.
1917, Владимир Кириллов.
На это стихотворение есть ответ Николая Клюева:
Владимиру Кириллову
Мы – ржаные, толоконные,
Пестрядинные, запечные,
Вы – чугунные, бетонные,
Электрические, млечные.
Мы – огонь, вода и пажити,
Озимь, солнца пеклеванные,
Вы же таин не расскажете
Про сады благоуханные.
Ваши песни – стоны молота,
В них созвучья – шлак и олово;
Жизни дерево надколото,
Не плоды на нем, а головы.
У подножья кости бранные,
Черепа с кромешным хохотом;
Где же крылья ураганные,
Поединок с мечным грохотом?
На святыни пролетарские
Гнезда вить слетелись филины;
Орды книжные, татарские,
Шестернею не осилены.
Кнут и кивер аракчеевский,
Как в былом, на троне буквенном
Сон кольцовский, терем меевский
Утонули в море клюквенном.
Ваша кровь водой разбавлена
Из источника бумажного,
И змея не обезглавлена
Песней витязя отважного.
Мы – ржаные, толоконные,
Знаем Слово алатырное,
Чтобы крылья громобойные
Вас умчали во всемирное.
Там изба свирельным шоломом
Множит отзвуки павлинные…
Не глухим, бездушным оловом
Мир связать в снопы овинные.
Воск с медынью яблоновою –
Адамант в словостроении,
И цвести над Русью новою
Будут гречневые гении.
1918, Николай Клюев (1884 -1937).
Давно-давно на подвиг славный
Богатыри не мчатся вскачь,
И горше плача Ярославны
Твой заглушённый тихий плач...
Не злым врагом, не в поле ратном
Твой щит старинный дерзко смят, --
В краю родном ножом булатным
Сыны любимые разят!
Как зверь, метнувшийся из чащи,
Бегут они, и дик их зов,
И отдают рукой дрожащей --
Дары отважных Ермаков...
Да что дары: твой крест нательный
Они заложат под галдёж!
И плачешь ты в тоске смертельной,
И клича мининского ждёшь...
-- Ужель не будет светлой яви,
Ужель последний час настал?..
-- Избави, Господи, избави!
Спаси, Угодник, как спасал!
Ноябрь 1917, Александр Ширяевец (1887 -1924), «России».
Довольно! Довольно! Довольно
Истошно кликушами выть!
Весь твой я, клокочущий Смольный,
С другими — постыдно мне быть.
Пусть ветер холодный и резкий
Ревет и не хочет стихать.
Меня научил Достоевский
Россию мою понимать.
Не я ли стихами молился,
Чтоб умер жестокий палач,
И вот этот круг завершился,
Россия, Россия, не плачь!
Не я ль призывал эти бури,
Не я ль ненавидел застой?
Дождемся и блеска лазури
Над скованной льдами Невой.
Чтоб счастье стране улыбнулось,
Она заслужила его.
И чтобы в одно обернулось
Твое и мое торжество.
Довольно! Довольно! Довольно!
Кликушам нет места в бою.
Весь твой я, клокочущий Смольный,
Всю жизнь я тебе отдаю!
Октябрь 1917, Петроград. Рюрик Ивнев (1891 - 1981), «Смольный».
Есть дни величавей столетий...
Играй, моя песня, гори!
Этот день осенний светит
Светом неумирающей зари.
Дни брели бродягами хилыми,
Пропадая в тумане и мгле,
Этот встал над седыми могилами
Женихом невесте-земле.
Никогда не забудут потомки.
Бурный Смольный с жужжаньем улья,
И сжигавшие страх и потемки
Пламя слов и костер патруля.
Каждый был на голову выше,
Каждый был окрылен и силен.
Верю: даже созвездия слышат
Этих дней полыхающий звон.
Были пьяны, хмельны без водки,
От зари до зари без сна;
Было новое даже в походке,
В каждом взоре - огонь и весна.
1922, «25 октября», Владимир Кириллов (1890 -1937)
Примечание. Перу этого репрессированного советской властью поэта принадлежит в стихотворение «Мы», написанное в ответ на заявление наркома. Луначарского в ноябре 1917-го о выходе в отставку в знак протеста против разрушения памятников русской культуры:
Мы несметные, грозные легионы Труда.
Мы победители пространства морей, океанов и суши,
Светом искусственных солнц мы зажгли города,
Пожаром восстаний горят наши гордые души.
Мы во власти мятежного, страстного хмеля;
Пусть кричат нам: "Вы палачи красоты",
Во имя нашего Завтра - сожжем Рафаэля,
Разрушим музеи, растопчем искусства цветы.
Мы сбросили тяжесть наследья гнетущего,
Обескровленной мудрости мы отвергли химеры;
Девушки в светлом царстве Грядущего
Будут прекрасней Милосской Венеры...
Слезы иссякли в очах наших, нежность убита,
Позабыли мы запах трав и весенних цветов.
Полюбили мы силу паров и мощь динамита,
Пенье сирен и движенье колес и валов...
О, поэты-эстеты, кляните Великого Хама,
Целуйте обломки былого под нашей пятой,
Омойте слезами руины разбитого храма.
Мы вольны, мы смелы, мы дышим иной красотой.
Мускулы рук наших жаждут гигантской работы,
Творческой мукой горит коллективная грудь,
Медом чудесным наполним мы доверху соты,
Нашей планете найдем мы иной, ослепительный путь.
Любим мы жизнь, ее буйный восторг опьяняющий,
Грозной борьбою, страданьем наш дух закален.
Всё - мы, во всем - мы, мы пламень и свет побеждающий,
Сами себе Божество, и Судья, и Закон.
1917, Владимир Кириллов.
На это стихотворение есть ответ Николая Клюева:
Владимиру Кириллову
Мы – ржаные, толоконные,
Пестрядинные, запечные,
Вы – чугунные, бетонные,
Электрические, млечные.
Мы – огонь, вода и пажити,
Озимь, солнца пеклеванные,
Вы же таин не расскажете
Про сады благоуханные.
Ваши песни – стоны молота,
В них созвучья – шлак и олово;
Жизни дерево надколото,
Не плоды на нем, а головы.
У подножья кости бранные,
Черепа с кромешным хохотом;
Где же крылья ураганные,
Поединок с мечным грохотом?
На святыни пролетарские
Гнезда вить слетелись филины;
Орды книжные, татарские,
Шестернею не осилены.
Кнут и кивер аракчеевский,
Как в былом, на троне буквенном
Сон кольцовский, терем меевский
Утонули в море клюквенном.
Ваша кровь водой разбавлена
Из источника бумажного,
И змея не обезглавлена
Песней витязя отважного.
Мы – ржаные, толоконные,
Знаем Слово алатырное,
Чтобы крылья громобойные
Вас умчали во всемирное.
Там изба свирельным шоломом
Множит отзвуки павлинные…
Не глухим, бездушным оловом
Мир связать в снопы овинные.
Воск с медынью яблоновою –
Адамант в словостроении,
И цвести над Русью новою
Будут гречневые гении.
1918, Николай Клюев (1884 -1937).