Надоели все тонкости, яркости, меткости...
Надоели слова о «ступенях агата»,
По которым спускаемся к Женщине, к Редкости,
Что движеньями, -женьями ярко богата...
Боже мой! Надоели все умности, шумности,
Разговоры о «линиях жутких подходов»,
Под Бердслея и Ропса. (mon Dieu!*)
многодумности,
Надоел сологубовский тихий Триродов
Все рисунки заведомо, ведомо тонкие
Надоели, доели, заели до плача... ,
(«Тело алое вижу сквозь розовость пленки я!»)
Я устал. Я устал, как последняя кляча.
Пощадите. Уйдите. Придите попозже вы.
Я посплю. Отдохну. От ума. От Бердслея.
А хотите, возьмите опять эти вожжи вы
И стегайте, стегайте меня, не жалея.
Проводите рисунок, как «легкое кружево»,
Утоньшайте «подходы». Не бойтесь. Валите.
Ах, Сережа, своих достиганий не суживай—
Проводи, разводи эти тонкие нити.
Замирающий голос... Слова в отдалении.,,
О призывности, яркости, меткости... Боже!
«Я—как стебель. В рисуночной, ласковой лени я.
Я на кружево странно, туманно похожа»,
Да. На всё, что угодно, похожи, похожи вы,
И на кружево, -ружево, -ужево даже...
Но опять попрошу вас: возьмите-ка вожжи вы
И стегайте меня, словно лошадь с поклажей.
Почему нынче все говорят про напевности,
Про томительный, длительный запах левкоев,
Про «Телесного Дьявола», оргии, гневности,
Про греховность, -реховность, -еховность покоев?
Почему эти дамы все умные, умные, —
Почему они знают про кружево мысли?
Прежде пели влюбленные «Ночи безумные»,
Нынче: «Дьяволы ночи гирляндой повисли».
Почему нынче блюда все пряные, пряные...
Или умный рокфор с передержанным элем,
Или честер и фиги, бесстыдно медвяные,
И макрели — и той уже нет в naturel'e.**
Попрошу вас, mesdames, отойдите в сторонку.
Я в отчаяньи страшен, мои мысли свирепы.
Закричу я, mesdames, вам голодный вдогонку:
«Подавайте мне репы, захряпанной репы!».
Пусть я буду, пусть буду, пусть буду я тощий,
Без рокфора, без умных и тонких наитий,
Я хочу жить попроще. Попроще. Попроще.
Не хочу я сучить светозарные нити.
Я с какой-нибудь Феклой уеду на Волгу,
Фекла нитей не знает. Фекла просто кухарка.
Целовать ее молодость буду я долго,
И поверьте, так жарко, упоительно жарко.
Я уверен: у этой прекрасной крестьянки
Вы могли бы, mesdames, поучиться науке,
Как без нудной, бердслеевски умной шарманки
Обвивать вокруг шеи задрожавшие руки.
<1913>
* Боже мой! (франц.)
** Природе (франц.)
Без слов
Я сказал бы, что вы—дорогая,
Что вы—чистая. Ландыш певучий.
В целомудрии — Фрина нагая.
Мой цветок неразгаданный. Лучший.
Но нельзя. Эти фразы несвежи.
Нынче каждый нам в «тонкости» равен.
Эти фразы, наверное те же,
Козодоевой пишет Прыщавин.
«Вы — как стебель (Прыщавин ей пишет)
В департаменте скучно. Вы — солнце.
Ваш цветок неразгаданный дышит
Мне на Мойке в глухое оконце».
Как вы видите, вам не могу я
Написать ни про свет, ни про небо,
Ни про солнце, что любит, ликуя,
Ни про Леду, про Фрину, про Феба.
Я бы мог написать, что вы святы,
Что вы — ласковый звон колоколен,
Что в вас ладан, что в вас ароматы
Тем, кто слаб, и любим, и безволен.
Но Сережа, мой тихий племянник,
И два старших двоюродных братца,
И с завода дежурный механик—
Все умеют уж так выражаться.
«Вы — как благовест в радостной дрожи.
Вы — как пение строф Miserere »*
(Обозначено так у Сережи
На открытке к какой-то мегере).
Я сказал бы, что — грех вы, пожалуй,
Что в вас—яд, и провалы, и кручи,
Что вы маните розою алой,
Ярко-красной, несорванной, лучшей.
Но нельзя. Это сказано. Поздно.
Эти фразы в Царевококшайске
Говорил сексуально и грозно
Гимназистке гастрольный Зарайский.
В каждом доме, под каждой периной
Эти письма, брошюры и книги:
«О кушетке и страсти звериной»,
«Массажистки» и «Таинства лиги».
(Оттого-то на задней странице,
Коль посмотришь журнал иль газету:
«После ваших пилюль мне так спится.
Снова вышлите. Колпино. Зету».
Оттого-то среди объявлений
Нарисованы видные денди:
«Если нервны и слабы колени,
Poste-Restante.** Для Горашио Бренди».)
Не могу вам писать ни про радость,
Ни про счастье, про белое тело...
Нынче гадость всё, гадость и гадость...
Всё пропахло насквозь, пропотело...
.........
Потому-то на этой записке
(Не под стать современному веку)
Напишу вам поклон только низкий.
Вам—как женщине. Как Человеку.
* Господи, помилуй! (лат.)—Ред
** До востребования (франц.).—Ред
Санкт-Петербург
Года, идут, года идут без счета...
Аничков мост...
...Годам потерян счет.
Аничков мост и конь барона Клодта
Закинулся и дальше не идет.
Как он легко поднял свое копыто.
Года идут. Итог всегда так прост.
Не верится, что эта жизнь прожита
И конь умчался за Аничков мост.
1940