Мне приснился коробчатый город,
деревянная слобода,
ледяная дорога в гору,
голубая вода.
Все изрезано там наличниками,
козы там у ворот,
и на окрик “Вперед!” кирпичный
там никто не придет, —
все сидят на завалинке тихо —
здесь не любят кирпичных людей.
Попыхтят трубкой глиняной лихо —
и поставят сачок у дверей.
апрель 1994 г.
* * *
Мы — провинциальная планетка
на отшибе Млечного Пути.
Нам лишь предлагают — редко-редко —
шайбы-дев измученных пасти.
И когда выходит Антигона
из лазурных гротов небольших,
ей на плечи вешают погоны
и послом увозят на отшиб.
Ну, а в центр Галактики, наверно,
не пошлют, кроме голубки, никого.
Но она, подумав на мгновенье,
поменять не согласится естество.
* * *
Меня мучат слова пегие:
“резолюция”, “редколлегия”,
“уплочено” и “кто крайний?”
Но я держу это в тайне.
РПЦ, ЛТП, угрозыск...
Темные в них угрозы.
Слова потные, слова страшные,
слова каменные с замками - башнями...
Ну, а те смельчаки, которым
удалось взобраться с шестопером,
сунуть головы в щель амбразуры,
превратились в шахматные фигуры...
апрель 1994 г.
опубликовано в журнале АКТ № 19
* * *
О, мой самозванец-висок, ты не можешь сгореть!
Второе Сараево встало над миром, как мамонт.
Эскадры ахейцев отбросили волны назад,
громадные волны с гребнями из пены белесой.
Изгадил весь мир отпечаток исламской ступни —
от Боснии и до Армении, от Израиля и до Афгана.
Пылает висок. Но не может, никак он не может
сгореть до конца!
И глобуса череп Адриатикою подмигнул:
“Не бойся, залью я водою любые пожары”.
Устал мой висок. Он поверит, поверит, поверит.
Он боится бояться.
апрель 1994 г.