...Оправдай меня, город, чтоб я каменел, умирая,
Чтобы там зазвенела живого дыхания дрожь,
Где на шпили нанизана воздуха синька морская
И верхушками башен увенчан морозный чертеж.
В безупречности линий – дворов голубиные клети.
Я не смею, во мне – только смесь бестолковых кровей.
Это, может, тебе оправдаться дано, эпилептик,
Совершенством рисунка – с болотною славой твоей.
Это царство – твое, в черной бронзе и в медной коросте.
Мне здесь нечего делать. Зима на бесчестье щедра.
А строителей мертвых об камень истертые кости
Воздымают над грунтом зеленую лошадь Петра.
Побегу – а над аркой взойдут золотистою тенью
Те, кто царству перечил в античном недвижном бою,
Равнодушно воззрясь с высоты своего пораженья
На разбитое тело и душу двойную мою.
* * *
Вот она, почва праха, свобода слова,
Проводы друга. Времени нет, и решать пора:
Хочешь, лети и сам, а хочешь – домой, и снова
В пункте приема посуды – накрест запор с утра.
Тучи пришли и щербатым ребром нависли,
Треть небосвода оставив сияющей голубизне.
Вот оно, дело жизни, свобода мысли,
Воля для ветра и града, пространство в высоком окне.
Где-нибудь на Капитолии залил шары негроид:
Бомбе нейтронной – нет, равенство-братство-труд...
Русские люди по всей земле колобродят,
Органы хвалят, места себе не найдут.
Трое войдут неслышно ("дверьми обидно хлопать");
Сам я с утра в растерянности, сердце слегка шалит.
Твое разложат на плитках паркета, третий возьмет за локоть,
Аккумулятор поставит на пол, рубильник пошевелит.
Холод бежит по спине от луны двурогой.
Нужно держаться не горбясь и в землю не пряча взгляд.
Вот почему и бреду немощеной дорогой,
Медленно растворяясь и переходя в закат.
А в сизом фанерном дыме неслышно бегут машины.
Поздние гости, продрогши, торопятся к очагам.
Шорох на кровлях мира. Под небесами чужими –
Храп палачей, казненных молчание, времени шум и гам.